Начну с рассказа, за который слишком многие и пинали, и цветы дарили. Одним словом - надрывная нервозность.

"Шутка судьбы или Bury me deep inside in your heart"

Не скрывая удивления замечаю рисунок на правой лопатке -- пухлые губы с зажатой сигаретой улыбаются дерзко, иронично, будто спрашивая: "Рискнешь прикоснуться?". В этом вся ты. Два года назад их не было. Как и многого другого.
   -- Ты тоже сильно изменилась, -- отвечаешь на мои мысли.
   Мне ничего не остается, как потупить взгляд -- ты права. Два быстрых года назад я ни за что не позвонила бы, умоляя о встрече. А зря, столько времени потеряно на жалкие попытки забыть и жить по-другому, питаясь светлыми огнями клубов, страз и фальшиво интересных людей. Я хотела болеть ими, как когда-то тобой. Честно-честно. Ты мне не веришь? Напрасно.
   Изящные, тонкие пальцы потянулись к пачке "Marlboro".
   -- Ты говорила, что бросила, -- я знаю, каким взглядом будет ответ. В светлых глазах загорелось ехидство превосходства. Ты всегда обвиняла меня во власти над собой, а на деле -- крутила мной, как могла. Я тоскую по твоим капризам и психованным выходкам. Уйти среди ночи на черные опасные улицы из-за мимолетной обиды -- не проблема, зная, как я буду беситься и переживать. Тогда я не бегала за тобой, а сейчас буду.
   -- Ты плохо на меня влияешь, -- огонек зажигалки тонким дымком прорисовал линию и скрылся.
   Я на тебя влияю? О, Господи! Говори это снова и снова, повторяй бесконечное количество раз, пока я не содрогнусь в последнем вздохе, захлебнувшись счастьем. Тонкий аромат знакомых духов уже довел до исступления, интонации голоса оглушили, так добей же меня прикосновением. Сама я боюсь притронуться к тебе -- вдруг рухнет пол под ногами. А черт с ним, с полом! Затаив дыхание, осторожно вынимаю из твоих белых пальцев черную зажигалку и схожу с ума. Кто сказал, что нет ничего глаже шелка?
   Ты прислоняешься острыми лопатками к стене и сигаретный дым широкой гипюровой лентой скрывает от меня часть лица.
   -- Ну давай, рассказывай, как ты жила?
   -- Отлично. Дом -- друзья -- офис, -- пожимаю плечами, работа научила хорошо врать, хоть на это сгодилась. Хочу, но не позволю себе сказать: "Я избегала тебя, специально не появлялась на концертах, где ты обещала общим знакомым быть, обходила стороной остановки возле твоей работы и сменила любимый парк для прогулок".
   -- А как муж?
   Я понимаю твой сарказм и радуюсь -- ты еще ревнуешь. А, может, это задетое самолюбие напомнило о предательстве? Поверь, я не знала, что выбор станет настолько тяжелым испытанием.
   -- Мы все еще вместе.
   -- Еще бы, -- недобро посмеиваешься, у тебя есть на это полное право. -- Я тоже нашла мужчину, теперь мы с тобой в одной лодке.
   Слова ножом по горлу и брызги горячей крови пачкают мозг, но ты их не видишь. С трудом останавливаю кровотечение и пытаюсь дышать.
   -- Возможно, мы скоро расстанемся. Все идет к этому, -- я говорю правду. Не пройдут незаметно перемены. -- Мы слишком устали друг от друга.
   -- Не делай этого. Я не хочу, чтобы ты почувствовала то, что пережила я тогда, -- ты отводишь глаза и заглядываешь в окно.
   Слишком светлый день, неподходящий для нашей встречи в маленькой белой кухне с запахами кофе и сосисок. Терпкий, винный вечер с сигаретным дыханием ночи намного привычнее, правда?
   -- Включи музыку, darling.
   Я ухожу в комнату и включаю плаксивый родной "HIM".
   -- Все еще убиваешься по финнам? -- ты в дверном проеме, такая хрупкая и нежная рядом с грубыми пожелтевшими обналичниками. Свет электрической лампы намного тускнее золотистых волос. -- Зачем ты задергиваешь шторы, там достаточно света.
   -- Не люблю солнце, -- отвечаю я и зову тебя на пол.
   -- Я ошиблась, ты ни грамма не изменилась, -- разочарованно вздыхаешь и садишься рядом, слишком близко, чтобы не обезоружить окончательно, не заставить снова ловить воздух ртом, унимая дрожь. -- Все так же бежишь за стереотипами.
   -- С ними проще, -- честно отвечаю я и разлетаюсь на осколки от пьянящего де жа вю. -- Легче жить серостью, нежели бороться за право уникальности.
   -- У тебя не получится слиться с толпой. Да и зачем жить мнениями других, я любила тебя за резкость и бесшабашность. Куда это делось?
   -- Ушло вместе с тобой.
   Ты наклоняешься и возвращаешь поцелуем мое потерянное "Я". Тени на замызганном ковре оживают тенями прошлого, наконец вернувшегося из ссылки. И я больше не хочу отпускать столь мучимо найденное -- самый дорогой в моей жизни подарок.
   А я так и не подарила тебе диск "Nightwish".
   
   ***
   
   Боже, как больно умирать от отчаяния!
   Ты думаешь, я бесилась из-за твоей грубости? Помилуй, я готова ее терпеть. Ты торопилась уйти в веселье с мужчиной, он ждал тебя, а я не хотела отпускать. И глупые предлоги лишь ширма для мольбы "Не оставляй!". Он отберет тебя, я знаю. Не на час, не на день, насовсем.
   В порыве злости пишу смс: "Устраивай концерты своему мужу", и нажимаю "отправить". От ритма сердца закладывает уши. Зачем я это сделала? Твой ответ вполне предсказуем: "Иди к черту".
   Ушла. Напилась. Не помогло.
   
   Прощаешь меня. Ты обманчиво великодушна и болезненно красива сегодня. В тихом уютном кафе кроме нас -- парочка за столиком на другом конце зала. Льняная скатерть податливо шелестит под твоими пальцами, белая, с серебристыми точками пепла, упавшего мимо.
   -- Хочу попросить тебя...
   Не дожидаясь конца фразы, я готова на все. Уехать в Финляндию? Назови день. Станцевать на барной стойке? Дайте музыку! Разбиться атомами? Без проблем -- поставь передо мной прибор и я готова остаться лишь воспоминанием.
   -- ... стань крестной моего ребенка, -- чересчур торжественно, с милой улыбкой выплевываешь яд. Это не выглядит шуткой. -- Нет, я серьезно, -- заметив остановившийся на бокале с вином взгляд, понимаешь мою растерянность. -- Я беременна. Мы с тобой одной веры, одного имени, я хочу, чтобы мой ребенок...
   Слова, слова, слова. Не слышу сквозь грохот канонады пульса в висках. Тоненьким ручейком расплавленного олова вытекает сердце, расползается под строгим пиджаком и обжигает. Как ты можешь... Нет, ты можешь, ты в праве убить меня медленно, мучительно и без наркоза. За неверный выбор, за два года отречения, хоть для меня они были большей пыткой.
   -- Так ты согласна? -- игриво улыбаешься лисьими глазами и подаешься вперед, поближе к моему радиоактивному распаду.
   Я вынуждена ответить "Да".
   Легкий поцелуй похож на щелчок пистолета. На радостях угощаешь вином и оно течет по моему горлу раскаленной лавой, выжигая на сжавшихся внутренностях бесконечное количество копий слова "финиш".
   
   ***
   
   На улице слишком свежо для начала августа, я не подрассчитала с одеждой и зубы периодически отстукивают дробь. От кофейной до остановки -- сотня метров по дворам, ты не спеша ступаешь на асфальт мягким кедами, радуешься вечерней прогулке. Непривычно спокойная и расслабленная улыбаешься легкому ветру. От былой истеричности нет и следа, ты -- само мироздание -- уравновешенный и беспристрастный наблюдатель.
   -- Вчера небо было такое красивое. Я из окна наблюдала. Солнце пробивалось сквозь тучи, такое красное, разреженное, огибало шпиль башни ресторана неподалеку, -- без жалости давлю на больные мозоли, пытаюсь разбудить твою страсть. -- Я подумала, что был бы у тебя фотоаппарат, мог получиться отличный снимок. Ты же всегда хотела стать фотографом.
   -- У меня есть фотоаппарат, -- отвечаешь безразличным тихим голосом, даже не повернув ко мне головы. -- Муж подарил еще в прошлом году.
   -- Так почему ты не снимаешь? -- никак не могу отказаться от отчаянных попыток вернуть твою одержимость, напомнить о раздиравших нас мечтах, которые сейчас вполне достижимы.
   -- Есть вещи и поважнее беготни по городу с камерой.
   Теперь я ясно вижу пропасть, широкую, непреодолимую черту между нами, хотя могу дотянуться до твоей руки, но разделяет не расстояние, а время. Моя девочка повзрослела, я -- не успела, осталась в пухлых облаках детских фантазий все еще неудовлетворенная, с вечным стремлением к идеалу.
   -- Твоя остановка, -- отбрасываешь с лица прядь и вглядываешься в номера проезжающих маршруток. В бурлящем потоке улицы мы неприметны, невидимки, только для меня сейчас ты -- объятый огнем шар, что ускользает из рук, защищается пламенем, а я, уже опалив ладони до костей, пытаюсь его удержать.
   -- Нет, я тебя до дома провожу, -- скрывая отчаяние играю зонтиком в руке.
   -- Зачем? Ты же замерзла, а я пешком пойду, мне гулять полезно.
   Даже окоченев, я поползу за тобой. Наши встречи слишком редки, чтоб отказываться от выдавшейся минутки.
   
   В твоих окнах горит свет, тебя ждут. Меня дома -- тоже, но я не хочу возвращаться, хочу остаться здесь, перед высоким крыльцом у подъезда и смотреть, как ты звенишь ключами, крутишь вокруг указательного пальца.
   А помнишь, три года назад, такой же поздний летний вечер? Мы, смеясь, открывали холодный "Холстен" об железный заборчик палисадника, и обе слетевшие крышки, оба уцелевших горлышка вызвали победный восторг. Нам хватило пары глотков, чтобы перейти на трепещущие темы. Ты помнишь тот поцелуй? Ты смеялась, для тебя это было в новинку. А позже, спустя несколько дней, под пивные пары и финский голос мы стали ближе, чем позволено.
   Неудержимо желание взять тебя за руку и увести к себе, запереться в ванной под предлогом "девичьего разговора" и в антураже запрета, закрывая ладонями друг другу рты, чтобы приглушить крики и смех, открывать новые эрогенные зоны. До меня ты не догадывалась, что кончики пальцев столь чувствительны к поцелуям.
   -- Ну, пока, -- выбросила меня из воспоминаний в почерневший от ночи двор так резко и безжалостно, что подступила тошнота.
   Провожаю тебя взглядом до двери, прислоняешь магнитный ключ к домофону и противный писк становится для меня поминальной песней. Я больше не посмею ждать от тебя возвращения, не вправе выдергивать из сложившейся, полюбившейся тебе жизни примерной жены. Ты распахиваешь дверь, но не спешишь переступить черту порога, словно чувствуешь, что впереди -- разлука, теперь уже окончательная. Я не посмею целовать тебя когда вдумается и постараюсь избегать встреч, потому что слишком тяжело оставаться "друзьями". Ты все еще на улице, на "моей стороне", ощущаешь мой взгляд в затылок, слышишь щелчок зажигалки и отпускаешь дверь. С тихим скрипом петель смешались шаги по ступеням.
   -- Спасибо за вечер, -- порывисто, несмело, словно постыдно задрав на мгновение юбку перед глазами мальчишки в детском саду, касаешься моих губ, и, морщась от сигаретного дыма, отворачиваешься, убегаешь наверх, за черту.
   Ты сделала выбор, darling, как и я два года назад. Только мне сейчас больнее. Знаю, ты будешь звонить и звать "посидеть вечерком", только как мне рядом утопать в диванной мягкости перед экраном монитора, обмениваться комментариями к клипам и не сметь запустить руку под легкую синтетику твоей кофточки, надеясь на хотя бы мимолетный поцелуй украдкой? And this hope will be our love's requiem...
   
   Просыпаюсь от треска телефона и мутным взглядом скольжу по строке смс вперед-назад-вперед. "Мадам, у вас будет крестница". Прозрачные капли застилают глаза, размывают экран, я все силюсь прочесть снова и снова двадцать четыре символа. Слишком короткое послание, но лишних букв и не требуется. Счастье топит, поглощает, накрывает с головой и горизонт размеренной жизни уплывает все дальше и дальше, сменяется яркими картинками. Она непременно родится брюнеткой, как ты и хотела, а я, как ты и боялась, непременно куплю ей самое шикарное розовое платье, похожее на облако и сливочный крем одновременно. Я каждую субботу буду водить ее в кафе-мороженное и каждый вечер писать для нее сказки про принцесс и принцев с повадками Вилле Вало. Я накормлю ее музыкой, когда-то объединившей нас, и позволю объяснять пропажи с мальчиками ночевкой у меня. Я буду ее баловать в обмен на возможность чаще с тобой встречаться. И, возможно, сумею смириться.
   
   ***
   
   Видеть тебя на пороге вдвойне удивительно. Поникшую, с мелкими каплями слез на щеках и обидой во взгляде. Молча пропускаю в квартиру, закрываю дверь на все замки.
   -- Дай денег, пожалуйста, мне нужно купить валерьянки, -- подавленно мнешься в прихожей, комкаешь нежными пальцами грубый ремень рюкзака. На пороге истерики.
   Пришла.
   Ко мне.
   За помощью.
   Как вовремя мужа нет дома. Желанная синяя птица сама залетела в клетку, и я не дам ей шанса выпорхнуть. Решимость и сила бегут по венам, питают хрупкий зародыш счастья и он растет, набирается жизни. Твердой рукой без тени сомнения достаю последнюю пятисотую и сую в мягкий карман твоей легкой ветровки.
   -- Это завтра на такси, а сейчас -- проходи и ложись.
   Из кухни одним глазом ищу таблетки в аптечке, а вторым наблюдаю за тобой. Несчастная, забитая в угол. МОЯ.
   Две желтые таблетки глотаешь быстро, нервно.
   -- Что случилось?
   -- Я развожусь, -- роняешь голову на подушку и прячешь лицо, но плечи трясутся и всхлипы вырываются наружу. Тебя растерзали, унизили, а я...
   Я готова пуститься в пляс, как дервиш, целовать небо и бить в гонг. Как долго я ждала такого момента и даже приготовила речь: "Оставь его. Вдвоем мы и дочку вырастим, и сами не пропадем. Давай будем жить вместе, плюнем на всех остальных, на родителей, мужчин и придуманные кем-то правила. Я сделаю для тебя все. Любой каприз, каждое желание, расшибусь в лепешку, но выполню. Только не ускользай". Ты непременно повиснешь у меня на шее и благодарно закиваешь головой, не сумев от радости вымолвить ни слова. Так долго мечтала я об этом, но внутри раздался щелчок переключателя, сердце от жалости ушло в коллапс, собственные мечты трусливо сбежали, подгоняемые сочувствием, столь искренним и глубоким, что на место "Я" пришло "Ты", и заученные слова самоуничтожились.
   -- На тебя влияет беременность, -- хрипло оглашаю себе приговор. -- Поверь, в обычном состоянии твои проблемы показались бы мелочью. Поэтому успокойся. Ты должна беречь мою крестницу.
   Ненависть к себе окатывает с ног до головы ледяным душем. Ты уже улыбаешься и благодаришь за поддержку, называешь "подругой" и щебечешь о ремонте квартиры, впечатывая меня в пол голосом, как тяжелой подошвой "гриндеров". Из колонок монотонно гудят серии "Друзей", в моей голове -- обрывочные фразы из любимых нами песен.
   ...Love is the funeral of hearts...
   ...And this hope will be our love's requiem...
   ...Bury me deep inside in your heart. All I ever wonted is you, my love...
   
   ***
   
   Слишком медленно ползет такси по ночному городу, я не тороплю водителя, стараюсь запомнить каждый плывущий мимо проулок, каждое дерево, запах ароматизатора для салона и гул мотора. Твой муж сподобился сообщить о начале родов, за это огромное ему спасибо -- я хочу успеть. Сейчас это все, чего я хочу.
   Когда начинается одна жизнь, заканчивается другая. Круговорот демографических показателей в природе. Услышь ты сейчас мои мысли, непременно обвинила бы в юношеской инфантильности. Воспоминания о наших ссорах вызывают улыбку. Сейчас ты мучаешься, даруя жизнь ребенку и отнимая ее у меня. Да, ты меня убиваешь, darling. Человек живет, пока умеет мечтать. Я растеряла иллюзии. Значит и жить незачем, а существовать мне не по силам. Ты сама говорила об этом.
   Рука не унимается, играет пальцами с тонким лезвием в кармане, колеса автомобиля сбавляют обороты, серое здание, укутанное темнотой и снегом, поднимается все выше и выше, вырастая из-под земли передо мной. Вот и приехали. Вместе с оплатой за дорогу, достаю из кармана телефон.
   -- Она уже родила? -- задаю вопрос, оставаясь на улице. Мне незачем входить внутрь, под колючими ударами ветра как-то естественнее и... красивее.
   -- Нет, но процесс пошел, -- голос опьяненный отнюдь не волнением. Твой муж уже отмечает рождение дочки, пока ты, мокрая от усилий и слез, выдавливаешь из себя нового человека.
   Несколько шагов в обход здания, туда, где нет света одинокого подслеповатого фонаря над входом. Темно-серое небо грозно укоряет, дует на меня ветром и расчищает снежную дорожку обратно, к дверям. Мне слишком холодно. Знобит от стужи и страха. Это снаружи. А внутри еще горит решимость. Прислоняюсь спиной к стене и тихо напеваю одну из твоих любимых песен.
   ... Love is insane and Baby, we are too. It's our hearts little grave and the salt in our wound...
   Чтобы наверняка -- в горло. Кровь залила глаза и нож едва не выпал из рук. Адская боль, зажженный костер преисподней, я захлебываюсь и инстинктивно пытаюсь кричать, но вместо крика -- хлюпающий клокот. Вынужденный вампиризм, густой поток течет в желудок и легкие. Инстинктивный кашель. Ноги подкосились, ударив колени об снег, все же хватило сил на последний жест -- скользкая рукоять дернулась, исполосовала от ямочки у основания горла до уха...
   Bury me deep inside in your heart, my darling...
   
   ***
   
   Мутная пелена на глазах не рассеивается, она обволакивает, пропуская лишь свет. Небольшая качка напоминает об осеннем парке и веселой болтовне на качелях. Тогда ты была рядом.
   Я жива и слепа. Но странное ощущение, что так и должно быть, не покидает. Зато я слышу голоса. Они слегка приглушенные, но разобрать знакомые звуки мне по силам.
   -- А вот и мы, -- звонкий, приветливый голос доносится сверху. Жаль, я не вижу обладательницу, она, должно быть, полная улыбчивая женщина с добрыми глазами и утиной походкой.
   Качка усилилась и прекратилась, я почти не чувствую ног и рук, словно вместо них резиновые протезы.
   -- Я вас оставлю, -- стук каблуков удаляется, осторожно прикрывается дверь и в наступившей тишине отчетливо слышны всхлипы.
   -- Солнышко мое, -- влажные губы касаются лба и я с трудом сдерживаю радостный возглас. Ты! Ты рядом! Но как?
   Меня трясет и подбрасывает, неумелые, непривыкшие руки пытаются найти нужный темп.
   -- Милая моя девочка, кто же тебя крестить теперь будет? Кто купит тебе самое шикарное розовое платье, похожее на облако и сливочный крем одновременно? -- всхлип срывается на громкий плач, я внимаю любимому голосу уже не сдерживая счастливого смеха.-- Ты улыбаешься? Доченька, ты улыбаешься?
   Нет, darling, я смеюсь. Смеюсь над самой оригинальной шуткой. Кто бы там, наверху, ни жил -- Бог, Аллах, Иегова, Высший Разум -- у него отменное чувство юмора. Зря ты плачешь, твоя дочь обещает быть хорошей девочкой и даже постарается любить папочку. Ирония судьбы как никогда великодушна, давай же, залейся смехом вместе со мной, поверь, грустить не о чем. Не нужны мне розовое платье и походы в кафе-мороженное. Все, чего я хотела в жизни, теперь никто не сумеет отнять. Потому что, all I ever wanted is you, my love...

(с) приветом из астрала Лэсс Дарк.